Со второго этажа фотостудии, Эминем свисает через балюстраду, обращаясь к своему давнему менеджеру Полу Розенбергу, у которого внизу полным ходом идет фотоссесия, где он позирует в своем лучше свете. «Эй, Пол! Подпишешь мне диск, когда закончишь?» — кричит Эминем, чье лицо скрыто под бейсболкой. «Ты просто поставил на уши все улицы!».
Комната заполняется смехом, и Эм исчезает обратно в лофт. Это был январьский день в Детройте – городе, далекого от понятия райского места. Но для 45-летнего MC, рожденного здесь, этот город является домом и убежищем. Это место, где родился его миф, и в тоже время это место, ставшее щитом, укрывающим его от излишней рекламы. И это тот самый МС, который стал одним из самых известных рэперов на планете. Дело было в Детройте, где Маршалл, как все его знают здесь, встретил Пола Розенберга в 1996 году. Тогда он пытался стать известным рэпером, но был на грани отказаться от этой идеи. Розенберг был обычным студентом юридического факультета, целевшимся на карьеру в музыкальном бизнесе. На следующий год, в 1997-м, они начали работать вместе, и сейчас, спустя два десятилетия, они вернулись в Детройт с совершенно разными чинами: Эминем как 15-кратный обладатель премии «Грэмми» и самый продаваемый рэппер всех времен (47,7 млн альбомов продано лишь в США, по данным Nielsen Music); а Розенберг как элитный музыкальный менеджер, владелец лейбла и недавно назначенный председатель / генеральный директор Def Jam Recordings (к своим новым обязанностям Пол приступил с первого января этого года).
За три недели до этого Эминем выпустил свой первый альбом за последние четыре года — Revival. Альбом представляет сочетание самоанализа, злорадства и лирической ловкости, которые сделали его единственным артистом в истории, чьи восемь альбомов дебютировали № 1 в Billboard 200. Этот альбом также окончил его самый длинный перерыв, случившийся с того момента, как его зависимость от таблеток, отпускаемых по рецепту, заставила взять пятилетний перерыв в самый разгар карьеры, период, который включал передозировку метадоном в 2007 году (о чем он рассказал в треке «Arose») и которая чуть не убила его. С момента своего возвращения в 2009 году с альбомом Relapse и затем с альбомом 2010-го года Recovery, Эминем в значительной степени решил избегать внимания, став наподобие Дж. Д. Сэлинджера, только в сфере хип-хопа, который сочинял песни для плейлиста Холдена Колфида на Spotify.
То время затишья дало Розенбергу, которому сейчас 46 лет, возможность оценить свою карьеру. Человек-медведь, ростом 6 футов и со спокойным нравом, он прирожденный рассказчик и довольно забавный человек, не говоря уже о том, что он является знатоком классического хип-хопа. Розенберг прекрасно варьирует серьезные разговоры с анекдотами о Duck Down Records и отступлениями касательно лучшей песни Слика Рика. Будучи партнером Эминема в Shady Records, совместном предприятии с Interscope, Розенберг начал думать «четыре или пять лет назад» о запуске отдельного лейбла, чтобы работать с артистами, которые не вписывались в рамки бренда Shady. Он предложил Universal Music Group одну интересную идею, но председатель/генеральный директор Лусиан Гранж в конечном итоге предложил другую идею: вручить Розенбергу бразды правления Def Jam. (Стив Бартельс, генеральный директор Def Jam с момента его отсоединения от Island в апреле 2014 года, ушел в отставку в декабре 2017 года.)
«Для меня это потрясающая возможность сделать что-то великое в музыке, которую я безумно люблю, и которой я был увлечен с 10 лет, и во многом моя мечта сбылась», — говорит Розенберг. Эта мечта, по его словам, будет зависеть от возвращения лейбла к тому, что он видит в качестве четырех оснований: «оригинальность, подлинность, передовые артисты» и позиционирование «рэперов как рок-звезд». «Def Jam — это величайший хип-хоп лейбл, который когда-либо существовал. Я не думаю, что есть какие-либо аргументы, опровергающие это», — говорит он. «Я не хочу, чтобы кто-то думал, что я хочу сделать его олдскульным хип-хоп лейблом, потому что я этого не сделаю. Я хочу развивать лейбл с артистами, которые есть у нас сейчас».
Прежде чем Розенберг смог сосредоточиться на своей новой должности, он вернулся в Детройт, чтобы выпустить альбом Эминема. Revival вышел в свет 15 декабря. Альбом вновь был встречен знакомой критикой МС на темы женоненавистничества и сексизма, а некоторых возмутила его неполиткорректность, которые так и остаются в его текстах. Все началось в октябре прошлого года с его взрывным фристайлом «The Strom», с которым он выступил на BET Hip-Hop Awards Хип-Хоп. Фристайл был посвящен Дональду Трампу, с которым Эминем меряется размером своей фанатской базы. Реакцией на это выступление стало то, что огромное количество поклонников вновь обратили внимание на МС, о чем он упомянул в новом куплете трека «Chloraseptic»: «Тогда я занял определенную позицию / Набросился на загоревшее лицо и урезал свою фанатскую базу практически наполовину / И, тем не менее, я превзошел тебя».
«Я знаю, что говорю много всякой ерунды», — признается Эминем, погрузившись в кожаный диван рядом с Розенбергом, у которого только что закончилась фотосессия. «Но много из всего этого сказано в шутку, c юмором. Так было всегда на протяжении всей моей карьеры: нести бред, чтобы получить реакцию от людей. Это моя артистическая лицензия на самовыражение. А вот Трамп не артист, у него нет такой лицензии. А я не гребаный президент».
Обеспокоенный тем, что он переходит на тему Трампа, Эминем передает слово Розенбергу. Во время интервью, Эминем прерывает своего менеджера во время характерного слуха о лиричности KRS-One: «Эй, дайте мне знать, когда вы, ребята, начнете интервью. Я знаю, это твое шоу, но я просто хочу, чтобы ты был рядом, когда мы начнем…».
Как бы вы описали вашу динамику?
Пол Розенберг: Я официально начал работать с ним в 97-м, то есть это уже 20-й год. 20 лет мы совместно ведем бизнес и просто дружим.
Эминем: Двадцать лет ада. [Смеется]
Розенберг: Бывают моменты, когда все становится очень серьезным и напряженным, а бывают другие моменты, когда все довольно беззаботно и, осмелюсь это сказать, инфантильно.
Эминем: Да как ты посмел сказать такое?
Как вы познакомились?
Розенберг: Когда я учился в юридической школе в Детройте, я частенько ходил в место под названием «Hip Hop Shop» («Хип-хоп магазин»), которое находилось на 7-ой Миле. Это был магазин одежды, который по субботам превращался в открытый микрофон, место для фристайла. Однажды [близкий друг Эминема, покойный детройтский рэпер] Proof отозвал меня в сторону и сказал: «Послушай, я хочу, чтобы сегодня ты остался после открытого микрофона заценить моего человека». Proof хотел, чтобы я заценил его, потому что он знал, что я учился в юридической школе с уклоном в музыкальное право, и он смотрел на меня как на кого-то, кто мог бы помогать артистам в местном сообществе заводить связи после окончания школы. Так что я остался. Он всех выпроводил, и тут появился тот самый парень…
Эминем: Я не читал рэп, наверное, шесть, семь месяцев. Просто мне тогда казалось, что это было бессмысленно. Мы жили на чердаке в доме матери Ким, который мы превратили в нашу комнату. На тот момент я не видел Proof’а три месяца. Я знал, что он все еще делал свое дело; но я не знал уровня, на котором все находилось. Proof позвонил мне и сказал: «Йоу, напиши что-нибудь. Придешь завтра сюда и зачитаешь то, что напишешь. Если тебе не понравится, ты больше никогда здесь не появишься». Было 10 или 15 человек. Я не помню, как встретился с тобой в тот день.
Розенберг: Я помню, что ты появился с Ким [Мэтерс, теперь Скотт, бывшая жена Эминема]. На тебе еще тогда был одет белый костюм.
Эминем: Да, тот, что я всегда носил. [Смеется] Я зачитал свой текст, публика отреагировала хорошо.С того момента я снова начал писать.
Розенберг: Затем, через несколько месяцев, ты выпустил на кассете независимый дебют «Infinite», который я купил у тебя за шесть баксов. Так мы и познакомились.
Как вы начали вместе работать?
Розенберг: Я думал, что он действительно талантлив, но в тот момент он еще не понимал, кто он, как артист. Он пытался подражать другим, таким как Nas…
Эминем: Я не пытался подражать другим… Я просто подражал. [Смеется] Я был смесью AZ, Nas, Souls of Mischief, Redman — всех великих хип-хоп исполнителей, популярных в то время.
Розенберг: Я переехал в Нью-Йорк и начал готовиться к экзамену по адвокатуре. Я оставался на связи со всеми знакомыми из музыкального мира в Детройте. В какой-то момент один из них сказал мне: «Ты должен проверить то, что сейчас делает Эминем». Так, я достал его номер, позвонил ему и попросил его отправить мне его последние работы. Я достал кассету, прослушал ее… Я был поражен. Я понял, что он нашел себя; он перестал быть эгоистичным и сознательным в плане того, что он говорил и как он это говорил, он просто звучал как личность, которой на все плевать. И это действительно чувствовалось в его музыке. Я позвонил ему и спросил, могу ли я представлять его. Так все и началось, я стал его музыкальным адвокатом.
Эминем: А потом мы с друзьями начали ездить туда-сюда в Нью-Йорк.
Розенберг: Да, и так наша дружба начала укрепляться. Ни у кого из нас не было денег. Он спал на моем диване. И когда вы говорите, что мы обивали пороги, оно действительно так и было, потому что опять же, мы не могли отправлять материал по электронной почте. Мне приходилось ходить по клубам с охапкой записей и передавать их ди-джеям. Я стоял перед Стретчем Армстронгом, Тони Тачом и Кларком Кентом: «Эй, я Пол. Я хочу, чтобы ты послушал Эминема». Я и по сей день поддерживаю отношения с этими парнями. А ведь я познакомился с ними, когда передавал им записи. Я не хочу звучать как дед, вспоминающий и ностальгирующий былые времена, но это та человеческая связь, которую трудно заменить. И я думаю, что в этом есть своя ценность, которой нам всем не хватает сегодня.
Какие истории из прошлого вы хорошо помните и по сей день?
Эминем: Я помню, как я записывался с The Outsidaz, мы просто писали рифмы. Ребята засветились на видео The Fugees на трек «Cowboys» и все в этом духе, поэтому они начали действительно кайфовать. И они позволили мне выступить с ними на открытии шоу Wu-Tang Clan…
Розенберг: Это было на Стейтен-Айленде на день Park Hill, устраиваемого в рамках их проектов Park Hill, которые они проводили каждое лето. Выступали The Outsidaz, а потом, когда пришло время выходить на сцену для Wu-Tang, началась огромная драка, и Method Man спрыгнул с колонок в толпу. Я думаю, что кто-то выстрелил из пистолета в воздух и началось паническое бегство; Маршал посмотрел на меня, я посмотрел на него, и один из нас закричал: «Беги!» [Оба смеются] Был еще момент, когда я жил в Джерси-Сити [N. J.], и у меня была куча соседей по квартире, у нас была зона-лофт, где стоял диван и телевизор, и там спал Маршалл.
Эминем: У тебя были тараканы размером с мышей. Я спал в той комнате, мой матрас был на полу, и однажды утром, когда я проснулся, я услышал таракана! Я услышал его, прежде чем увидел его! Я никогда в жизни не видел такого огромного таракана. Он был размером с человека. И когда я наступил на него, он закричал что-то вроде: «Аа! Ты убил меня!» [Смеется]
Розенберг: Это было в моей квартире в Квинсе. Это были нью-йоркские тараканы, они были намного жестче. [Смеется] Но я говорю о том, что было после этого. О том, что было немного лучше; у меня все еще было четыре соседа по комнате, но не было тараканов, и это было в Джерси-Сити. The Slim Shady LP был готов к выпуску, и мы только что закончили съемки видео «My Name Is»… Но он все еще был на нуле, все еще спал на диване. У нас был включен MTV, и там проигрывалось наше видео. Это был первый раз, когда мы видели его по телевизору. Мы тогда подумали что-то вроде: «О, Боже, мы в телевизоре».
Эминем: Я не знаю, подумал ли я так или нет, но я наверняка подумал: «Это действительно происходит?». Это было невероятно. Я был словно в тумане. Мы спустились к пирсу или куда там, не переставая повторять: «Я просто не могу в это поверить…». Но со мной всегда было иначе. В какой-то момент я подумал: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой».
Был ли момент, когда вы поняли, что вы действительно сделали это? Каково это по ощущениям?
Эминем: Я имею в виду, черт… Когда мы пришли в офис Interscope, и когда вошел Dr. Dre… Это было просто невероятно. Когда я читал рэп в доме Dre, в студии, которая была у него дома, в первый день мы записали три или четыре песни за пару часов. Знаете, это был один из тех моментов, когда я старался не возлагать никаких надежд, чтобы меня снова не подвели или сглазили, или что-то в этом роде. Я не знаю. Я не знаю, каким был тот момент…
Розенберг: Трудно точно сказать. Я думаю, что это целая серия событий, на фоне которых возникают подобные моменты: подписание сделки, поездка в Лос-Анджелес, работа в студии с Dre, Снупом, записи, видео на MTV, обложка в «Rolling Stone», гастроли…
Эминем: Я помню, я только что подписал сделку, и мы постоянно летали в Лос-Анджелес… У моей матери был трейлер в Детройте. Люди знали, что я жил в том трейлере, потому что играл в баскетбол в парке поблизости. Но когда они обо всем узнали, то начали постоянно стучать в дверь. Это началось сразу после выхода видео. И это начинало меня злить. [Смеется] Тогда я начинал думать: «О, черт. Неужели это происходит».
Как развивалась ваша дружба?
Эминем: Я просто стал больше его ненавидеть. [Розенберг смеется] Мы прошли через многое, взлеты и падения… Релизы альбомов, мои передозировки…
Розенберг: Споры, жизнь и смерть. Обычно он злится, потому что я разбираю его тексты после того, как он напишет их, на что он обычно говорит: «О, отлично, и ты говоришь мне это только сейчас?».
Эминем: На альбоме The Marshall Mathers LP есть песня «Who Knew», где я сказал: «Так кто же поставляет оружие в эту страну? Я не смог провезти через таможню в Лондоне пластиковый пистолет». Я имел в виду, кто поставляет незаконное оружие в страну. И спустя пять лет, он цитирует строчку: «Так кто же поставляет оружие в эту страну?»… И потом добавляет свой импровиз: «Оно производится здесь!» [Смеется] Серьезно? Ты не мог сказать это тогда? Спасибо! Он всегда анализирует и отбирает мой материал. В принципе, как это делают и другие.
Розенберг: Мне нравится возиться с тобой в этом плане. Я могу быть довольно критичным. Так, над чем тебе больше всего нравится смеяться надо мной? «О, посмотри на меня, мистер главный менеджер!».
Эминем: Ну все, завелся. Эй … Не забывай о мелких людях, которых ты встречаешь на своем пути наверх.
Розенберг: Ты всегда будешь для меня мелким пареньком.
Давайте поговорим об альбоме. Когда появилась концепция Revival?
Розенберг: Маршаллу как-то прислали песню, у которой был действительно невероятный припев, и чья мелодия заедает надолго. Этот трек буквально застрял в наших головах. И несколько лет спустя, когда мы перебирали треки для этого альбома, мы снова наткнулись на эту песню, и Маршалл сказал: «Знаешь что? Я попытаюсь что-нибудь написать под нее». Потом я узнал, что женщина, которая исполняла припев, и которую мы не знали, скончалась в этот период времени. Она была из группы Alice and The Glass Lake. [Алисия Лемке умерла в 2015 году от острого миелолейкоза в возрасте 28 лет]. Маршалл сказал, что, может быть, нам следовало бы что-то с этим сделать, и, учитывая песни, которые у него были в то время, появилось ощущение, что, это была тема, которая могла бы стать красной линией. Та песня называлась «Our Revival».
Пол, каким образом ты участвовал в процессе записи альбома?
Розенберг: Я, как правило, не хожу в студию, пока у меня нет на то причин. Но на протяжении всего процесса, когда Маршалл добирается до места, где ему удобно играть что-то для меня, он включает это, и я слушаю. Он делает то же самое для Рика Рубина и для Dr. Dre, и даже для некоторых людей в Interscope время от времени. И мы все даем своего рода отзывы: говорим, что нам нравится, а что нет.
Эминем: Пол всегда говорит мне то, что я не хочу слышать. Но я должен уважать его мнение, потому что это нелегкая работа. Когда есть вещи, в которых я могу зайти слишком далеко, что бы это ни было, он тот самый парень, который говорит мне правду. Обычно, когда мы соглашаемся и договариваемся о чем-то, именно тогда мы чувствуем, что что-то скоро появится.
Давайте поговорим о текстах, но сначала затронем политику. Где вы были в ночь выборов?
Эминем: Я в недоумении смотрел телевизор. Я был в подвале, общался с друзьями, которые мне говорили: «Он выиграет эти выборы».
Розенберг: Я увидел результаты в начале дня. У меня была мысль, что Трамп победит. Было много апатии со стороны избирателей, и это было не так уж и хорошо. Я уже тогда почувствовал, что людей не хватит.
Эминем: Я закричал, когда узнал о митингах, которые начались, когда он только начал управлять. Потому что просто наблюдая за его воздействием, они были фанатиками. Можно многое сказать о людях, которые действительно чувствовали, что он может что-то сделать для них… Он просто чертовски обманул всех. Я знаю, что у Хиллари [Клинтон] были свои недостатки, но знаете что? Лучше бы выбрали ее, чем Трампа. Даже какой-нибудь левый придурок был бы лучше на роли президента. Выпуская «The Storm», я знал, что всем, кто был с ним в тот момент, это не понравится. Да им в любом случае им не нравится моя музыка. Я получаю критику в плане того, что я политически некорректен, но кроме этого, мы с ним еще и полярные противоположности. Он заставил этих людей почувствовать, что он действительно собирается что-то сделать для них. В нем все отвратительно: его язык, риторика, дерьмовая речь с упоминанием Шарлоттсвилля… Просто наблюдая за этим, я сказал: «Я не могу поверить, что он это говорит». Когда он говорил о Джоне Маккейне, я думал, что он издевался. Ты имеешь дело с ветеранами, ты говоришь о военном герое, которого захватили и пытали. И это просто было не важно. Это не имело значения. И для меня это что-то из ряда вон выходящее.
Вы были удивлены реакцией на «The Storm»?
Эминем: И да,и нет. Я знал, что этот фристайл получит реакцию; это то, что я должен был сделать. Все, что я говорю в этом выступлении исходит из моего сердца. Я не могу сказать, что в моем сердце затаилась ненависть к нему, просто презрение. Мне не нравится этот парень.
Розенберг: Когда я услышал этот фристайл, я понял, что будут смешанные мнения. Но это то, для чего я и нужен: получить реакцию от людей посредством искусства. Я бы предпочел нечто поляризационное, чем люди, которым все равно.
После того, как вы выпустили «The Storm», последовала некоторая отрицательная реакция от твоих фанатов, которые были сторонниками Трампа; ты ответил на это ремиксом «Chlorasceptic». Думал ли ты о том, чтобы больше не поднимать тему Трампа в альбоме, зная, что можешь потерять фанатов в последующем?
Эминем: В конце концов, если я потеряю половину своих фанатов, то так тому и быть, потому что я чувствую, что я встал на сторону того, что правильно. Я не понимаю, как кто-то из среднего класса, кто каждый божий день рвет свою задницу, живет от зарплаты до зарплаты, может думать, что этот чертов миллиардер поможет ему.
Когда вы выпускали альбом, каковы были ощущения? Хотелось ли тебе опубликовать что-нибудь в Твиттере, чтобы проверить реакцию?
Эминем: Я таким не занимаюсь.
Никакого секретного аккаунта в Твиттере?
Эминем: Да, верно. [Смеется]
Розенберг: Должно быть какое-то волнение, верно?
Эминем: Это ты испытываешь все виды чувств. Я думаю, что есть что-то, что мы усваиваем с созданием каждого альбома. И я думаю, что есть вещи, которые также нужно вынести и из этого альбома и реакции на него. Было ли слишком много песен? Много коллабораций? Есть некоторые песни, как например «Tragic Endings» и «Need Me», где я чувствовал, что их тексты позволят слушателю передохнуть. Я трачу много времени на написание того, что, как мне кажется, никто никогда не поймет. Я не знаю, все ли заходят на сайт Genius – место, где можно найти смысл за той или иной песни.
Пол, ты встал во главе Def Jam. Что это значит для Shady Records?
Розенберг: Дело в том, что Shady Records — это бренд Маршалла во многих отношениях. Артисты, которых мы подписываем и выпускаем, должны вписываться в его мир. Никогда не предполагалось, что он будет чем-то большим, чем бутик-лейбл, поэтому мы никогда не расширяли его. Пока Маршалл хочет подписывать и развивать таланты, тогда Shady будет существовать.
Маршалл, как ты находишь новых артистов? Ты как-то это транслируешь?
Розенберг: У него сейчас есть iPad.
Эминем: Я всегда слежу за тем, что происходит вокруг.
Розенберг: Иногда он рассказывает мне о вещах, о которых я не слышал. Я не слышал о треке «Man’s Not Hot» [Big Shaq], пока он не рассказал мне о нем…
Эминем: Это чертовски здорово. Я всегда смотрю то, что делают другие. Я бы даже сказал, что я знаю довольно много в плане того, что происходит в мире.
С появлением стриминга кажется, что планка, чтобы стать успешным рэпером, снизилась. Вы согласны?
Эминем: Смотря как посмотреть. Я думаю, что рэперы, такие как J. Cole, Кендрик [Ламар] и Джойнер Лукас являются лучшими рэперами. Это все, к чему я всегда стремился. Некоторые артисты, возможно, не хотят быть лучшими. Они просто знают, как делать хорошие песни, а некоторые делают просто ужасные песни. [Смеется] Хип-хоп постоянно развивается, и для меня самое главное – это оставаться в контакте с тем, что происходит.
Розенберг: Я думаю, что это не столько качество снизилось, сколько тот факт, что легкая возможность публиковать свою музыку, которую увидит и услышит весь мир, снял этот барьер для входа в индустрию. Сейчас вы можете опубликовать материал, который, возможно, ранее никто бы не стал слушать, потому что он мог показаться недостаточно хорошим.
Эминем: Рынок сейчас настолько перенасыщен, что сократилась продолжительность жизни песен. Сейчас все больше и больше треков на один день. Вы просыпаетесь, и люди такие: «О, что же он выпустит сегодня?». Как вы думаете, я записал свой альбом вчера вечером?
Каковы ваши цели на этот год?
Розенберг: Я должен понять, как сбалансировать работу в качестве менеджера, мою роль с Маршаллом в Shady, и огромную ответственность за Def Jam. Я думаю, что все будет хорошо, потому что уверен, что смогу справиться со всем этим. Я просто должен найти правильное соотношение времени, энергии и внимания, чтобы быть в состоянии совладать со всем, при этом остаться человеком и завести семью.
Эминем: Я не знаю, что ответить сейчас. Я все еще в режиме написания.
